Виктор, как обычно, вернулся с работы, гремя ключами у двери своей двушки в старом панельном доме. Усталость давила на плечи, но в груди теплилась радость: дома ждала Елизавета Семёновна, тёща, приехавшая на подмогу, пока жена Лена лежала на сохранении в больнице. Елизавета Семёновна заявилась без предупреждения, едва узнав о дочери, и с ходу развернула в квартире бурную деятельность: перемыла посуду, перестирала бельё, даже окна, кажется, сверкали ярче солнца. Виктор только диву давался, глядя на эту женщину, которая, несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, порхала по дому, как девчонка.

Елизавета Семёновна была дамой видной. Высокая, с крепкой, но не тяжёлой фигурой, она сохранила девичью подтянутость. Её тёмные волосы, слегка тронутые сединой, были собраны в аккуратный пучок, открывая шею с мягкой, чуть загорелой кожей. Грудь, упругая и полная, гордо выпирала даже без лифчика, а бёдра, обтянутые простеньким платьем, манили округлостью. Лицо её, с лёгкими морщинками у глаз, излучало задор и какую-то озорную энергию, а карие глаза искрились, будто знали какой-то секрет. Виктор, глядя на неё, не раз ловил себя на мысли, что тестю несказанно повезло с такой женой.

— Ну что, зятёк, корми гостью! — весело скомандовала Елизавета Семёновна, плюхнувшись на стул в кухне после всех своих подвигов. Халат на ней, лёгкий, с цветочным узором, чуть распахнулся, обнажая загорелые колени. — И не забудь чего покрепче, если хочешь, чтоб тёща тебя любила!

Виктор ухмыльнулся, достал из холодильника запотевшую бутылку водки и пару рюмок. Елизавета Семёновна, как он знал, уважала этот напиток, и застолье без него у неё не обходилось. Нарезал колбасы, сыра, выложил маринованные огурцы — всё, как полагается. Они чокнулись, выпили, закусили, и разговор потёк легко, как река в летний день. Тёща рассказывала деревенские байки, Виктор подшучивал, и вскоре кухня наполнилась смехом.

— Ой, Вить, что-то у тебя там зачесалось? — вдруг прищурилась Елизавета Семёновна, заметив, как он машинально поправил штаны. Её голос был лукавым, а взгляд — цепким, как у кошки, выслеживающей добычу.

— Да ну, ерунда, — отмахнулся Виктор, но щёки предательски покраснели. — Всё чисто, тёщ, не переживай.

— Ага, чисто! — хмыкнула она, наливая ещё по рюмке. — Уж не подцепил ли чего, пока Ленка в больнице? Кобель ты, Витька, небось по девкам бегаешь?

Виктор рассмеялся, отпивая водку. Жгучая жидкость обожгла горло, а тёщины слова разожгли в нём какой-то азарт.

— Обижаешь, Елизавета Семёновна! Я верный, как пёс. Ленке ни шагу налево, всё для неё берегу.

Тёща прищурилась, её губы, полные и чуть блестящие от помады, растянулись в улыбке.

— Ну-ка, покажи, что там бережёшь, — поддразнила она, подперев щёку ладонью. — А то я, мать, должна быть уверена, что зять не заразный!

Виктор поперхнулся, но тут же подхватил игру. Водка уже ударила в голову, развязывая язык и мысли.

— Показать? Легко! — заявил он, вставая. — Только вот, тёщ, боюсь, не удержусь потом. Придётся к девкам бежать, а ты же этого не хочешь, да? Есть вариант получше, но ты, поди, не согласишься.

Елизавета Семёновна вскинула бровь, её глаза заблестели от любопытства.

— Это какой такой вариант, Витька? Выкладывай!

Он наклонился ближе, чувствуя, как её духи — что-то цветочное с ноткой ванили — щекочут ноздри.

— Раз уж ты за Ленку хозяйство ведёшь, — начал он, понизив голос, — то, может, и в остальном её заменишь? Чтоб всё, как говорится, в семье осталось. Чисто, безопасно, по-родственному.

Тёща откинулась на стуле, её смех зазвенел, как колокольчик.

— Ох, Витька, ну ты и наглец! — сказала она, но в голосе не было возмущения, только игривость. — Это ж неправильно, грех, можно сказать!

— А что грех? — подмигнул Виктор. — Всё в доме, никто не узнает. Главное, чтоб ты, тёщ, чистая была. А то вдруг сама чего подцепила?

Елизавета Семёновна фыркнула, её щёки порозовели от водки и разговора.

— Я-то? Чиста, как снег на горе! — заявила она. — Не веришь? Пойдём проверим!

И, не дав Виктору опомниться, она встала, подхватила его за руку и потащила в спальню. Халат на ней колыхался, обнажая то колено, то край бедра, и Виктор почувствовал, как кровь приливает вниз. В спальне она сбросила халат одним движением, и он ахнул: тело Елизаветы Семёновны было как у женщины лет на тридцать. Кожа гладкая, с лёгким загаром, грудь полная, с тёмными сосками, которые уже затвердели, а бёдра — широкие, манящие. Тёмный треугольник волос между ног прикрывал выступающий лобок, и Виктор невольно сглотнул.

— Ну, зятёк, твоя очередь! — скомандовала она, уперев руки в бока. Виктор стянул футболку и спортивки, чувствуя, как её взгляд скользит по его телу — крепкому, с рельефными мышцами от работы на стройке. Член уже стоял, и тёща, заметив это, хмыкнула.

— Ого, Витька, да ты и правда терпел! — сказала она, подходя ближе. Её пальцы, тёплые и чуть шершавые от домашних дел, коснулись его груди, и он вздрогнул от этого прикосновения. Кожа её пахла мылом и чем-то пряным, а дыхание, когда она наклонилась, было горячим.

Они легли на кровать, и началась их «проверка». Виктор скользнул губами по её шее, чувствуя, как пульс женщины бьётся под кожей. Елизавета Семёновна ответила, её руки гладили спину зятя, ногти слегка царапали, оставляя жгучие следы. Он опустился ниже, целуя грудь, язык обвёл сосок, и она ахнула, выгибаясь навстречу. Её кожа была солоноватой, с лёгким привкусом пота, и это сводило Виктора с ума.

— Ну, тёщ, давай-ка я тебя проверю, — подмигнул он, раздвигая её бёдра. Её влагалище, узкое и влажное, было перед ним, и он наклонился, коснувшись языком клитора. Елизавета Семёновна застонала, её пальцы вцепились в его волосы, а бёдра сжали голову. Он лизал, чувствуя, как она течёт, как её соки, терпкие и горячие, покрывают его губы. Она кричала, не сдерживаясь, её тело извивалось, а ягодицы подпрыгивали на матрасе.

— Витька, оох, ты что творишь! — выдохнула она, когда первый оргазм накрыл мать жены. Её ноги дрожали, а грудь вздымалась, блестя от пота. Виктор, не теряя времени, лёг на неё, целуя губы, которые пахли водкой и чем-то сладким. Её язык ответил, мягкий и настойчивый, и он вошёл в неё, чувствуя, как мышцы влагалища обхватывают его член. Она была тесной, почти как девчонка, и каждый толчок заставлял её стонать громче.

— Вот так я Ленку твою люблю, — шепнул он, ускоряя ритм. Елизавета Семёновна обхватила его ногами, её пятки впились в его ягодицы, а руки гладили спину. Они двигались в унисон, кровать скрипела, а их стоны наполняли комнату. Когда он кончил, она сжала его ещё сильнее достигнув второго пика, её оргазм был таким мощным, что Виктор почувствовал, как её соки текут по его бёдрам.

Они рухнули на кровать, тяжело дыша. Елизавета Семёновна, не стесняясь, встала и пошла в ванную, её ягодицы колыхались при каждом шаге. Виктор поплёлся следом, чувствуя, как ноги подкашиваются. Душ они принимали быстро и по очереди, поэтому, когда он вышел чистый и посвежевший, на кухне уже хлопотал энергичный вихрь, тёща достала ещё бутылку водки, и они снова сели за стол, голые, будто так и надо. Елизавета Семёновна, будто нарочно, то раздвигала ноги, то наклонялась, показывая грудь, и Виктор, к своему удивлению, обнаружил, что снова готов.

— Ну, тёщ, ты даёшь, — хмыкнул он, когда она, стоя у холодильника, наклонилась, выставляя попку. Не удержавшись, он подошёл, прижал её к себе и вошёл сзади. Её влагалище, ещё влажное, приняло его, и она охнула, но тут же подалась навстречу. Они двигались быстро, её ягодицы шлёпали о его кожу, а стоны смешивались с хриплым смехом.

— Витька, ну ты зверь! — выдохнула она, когда он кончил. Она повернулась, её глаза блестели, и они снова сели за стол, будто ничего не было. Но через час они опять оказались в спальне, где Елизавета Семёновна показала, на что способна. Она оседлала его, её бёдра двигались ритмично, а грудь колыхалась перед его лицом. Он сжал соски неожиданной любовницы, и она закричала, оргазм женщины был таким бурным, что кровать чуть не сломалась.

Ночью Виктор проснулся от её сопения. Она лежала, повернувшись к нему спиной, попка соблазнительно округлилась под одеялом. Он не удержался, прижался к ней, и, не разбудив, вошёл. Елизавета Семёновна что-то пробормотала, назвала его «Лёшей», но тут же проснулась и подалась навстречу. Они трахались лениво, но страстно, их тела шлёпали друг о друга, пока он не кончил, прижавшись к её спине.

Утром тёща уже порхала по кухне, готовя передачу в больницу. Её халат то и дело распахивался, показывая, что под ним ничего нет. Когда она наклонилась к духовке, Виктор снова не сдержался, прижал её к столу и вошёл, чувствуя, как её влагалище обхватывает его. Она стонала, приговаривая, чтобы он брал глубже, и он подчинился, трахая её размашисто на всю длину.

Днём они поехали в больницу, потом зашли в магазин, где Елизавета Семёновна прикупила белья. Дома она устроила примерку, и вскоре они снова оказались в постели, пробуя разные позы. То она лежала, раздвинув ноги, то стояла на коленях, упираясь в матрас, то сидела сверху, скача, как наездница. Они кончали, засыпали, просыпались и снова любили друг друга.

К воскресенью Виктор чувствовал себя, как после марафона. Елизавета Семёновна же была свежа, как майская роза, напевала, готовя обед, и то и дело подмигивала ему. Он смотрел на неё, на её задорную улыбку, на её тело, которое, казалось, не знало усталости, и думал, что Лену надо скорее забирать из больницы. Иначе тёщина забота о зяте доведёт его до полного изнеможения. Но, чёрт возьми, как же это было здорово!