Она опустилась на колени, её тёмные волосы упали на плечи, а глаза блестели от возбуждения, будто она ждала этого момента не меньше меня. Пальцы нежно обхватили член, медленно сдвигая кожу, оголяя головку, которая уже лоснилась от напряжения. Она наклонилась и чмокнула её, прямо в уретру, отчего я невольно дёрнулся, а потом начала водить языком по всей длине — от тяжёлых яичек до самого кончика, дразня уздечку лёгкими, почти невесомыми касаниями. Я застонал, закрыв глаза, чувствуя, как её язык порхает, то облизывая, то слегка прикусывая. Губы сомкнулись вокруг головки, и я ощутил жар её рта, шершавость языка, который тёрся о чувствительную кожу, посылая волны удовольствия по всему телу.

---

На дворе стоял конец нулевых. Лето выдалось особенно душным, таким, когда асфальт плавится под солнцем, а даже редкий ветерок приносит только разгорячённый воздух. Я сидел на кухне, вдумчиво рассматривая журнал с обзорами на компьютерные игры, взятый у соседа Петьки, когда мама, вытирая пот со лба кухонным полотенцем, повернулась ко мне с немного усталой улыбкой.

— Тоша, милый, сходи-ка к тёте Ларисе, помоги ей кое с чем по дому, — сказала она, помешивая суп в кастрюле. — Она говорила, что у неё проводка барахлит, розетки искрят, а ещё люстру новую повесить хотела, а одной ей со всем этим точно не справиться.

Я кивнул, привычно соглашаясь — это стало обыденным делом, с тех пор как мы с мамой остались вдвоём. Жизнь тогда потекла размеренно: школа, где я больше молчал, чем болтал, подработки по выходным в гараже у маминого знакомого, чтобы подкинуть деньжат в дом, и вечера за уроками или за починкой чего-нибудь сломанного. Ничего героического, просто выживали, как могли, и я привык не ныть, а брать молоток или отвёртку, когда что-то выходило из строя. Необходимость заставила постепенно разобраться в любой бытовой фигне — от замены проводов в розетке до починки протекающего крана, — и это стало моей тихой отдушиной, способом почувствовать себя полезным.

А ещё была эта моя особенность, о которой я старался не думать вслух. Ещё с первых классов в школе, в раздевалке после физры, пацаны подшучивали над бугром в моих трусах — “Эй, Тоха, ты там сменку прячешь?” — хихикая и тыкая пальцами. Поначалу это злило, заставляло краснеть и прятаться, но с годами поддразнивания сменились откровенной завистью: “Блин, чувак, с таким-то хером ты девок небось без труда укладываешь”. На что я обычно многозначительно молчал. А что тут скажешь, не до того мне как-то было, учеба и домашние заботы с подработками отнимали слишком много времени. Да, мою “одарённость” с детства было не скрыть, член у меня вырос не по-детски — длинный, толстый, с тяжёлой головкой, которая в возбуждении становилась как спелая слива, — и это иногда мешало, а иногда, в фантазиях, рисовало картины, от которых жарко становилось внизу живота. Но в реальности я старался держать всё под контролем, рос я пацаном довольно скромным и стеснительным, не иначе как от маминого воспитания. Но это совсем не значит, что я не заглядывался на противоположный пол. Просто… тянуло меня немного не туда.

Схватив потрёпанную сумку с инструментами — отвёртки, моток изоленты, пробник, который я ещё в прошлом году чинил после того, как он искрил, — я направился к соседнему дому, где жила тётя Лариса, мамина родная младшая сестра. Она всегда была для меня какой-то недосягаемой мечтой, вроде тех девчонок с обложек журналов, которые Петька прятал под кроватью. Ей было около тридцати пяти, с потрясающей фигурой — пышные бёдра, тонкая талия, грудь, которую не спрячешь никаким топом, — и та манера двигаться, плавно, с лёгким покачиванием, от которой в груди что-то сжималось, а в штанах становилось тесно, всегда выбивала меня из колеи. Я старался не думать, что ждёт за дверью, но сердце уже колотилось, будто я не на ремонт шёл, а на первое свидание. Постучав, я нервно поправил ремень, пытаясь унять волнение.

Дверь распахнулась почти сразу. Тётя Лариса стояла на пороге, и я, как дурак, замер, будто меня током шарахнуло. На ней был тонкий шёлковый халат, короткий, едва до середины бёдер, с вырезом, который открывал такую часть её пышной груди, что я невольно сглотнул. Загорелая кожа блестела, как после душа, тёмные волосы, чуть влажные, рассыпались по плечам, а несколько прядей прилипли к шее, отчего она казалась ещё соблазнительнее. Её тело — округлые изгибы, тонкая талия, полные груди, которые, казалось, вот-вот выскользнут из халата, — было как из тех фантазий, что приходили по ночам, когда я ворочался в кровати. Член тут же шевельнулся в спортивках, натягивая ткань, и я поспешно отвёл взгляд, чувствуя, как щёки горят. Мой “дружок” — длинный, толстый, с крупной головкой, которая в такие моменты становилась ещё больше, — никогда не умел вовремя прятаться, особенно в лёгких штанах, где всё было как на ладони.

— Тоша, милый, заходи! — улыбнулась она, отступая в сторону. Её голос, тёплый, с лёгкой хрипотцой, будто от пересохшего горла, заставил мурашки пробежать по спине. — Спасибо, племянник, что выручил, я тут совсем запуталась с этой чёртовой проводкой. Без тебя бы пропала.

Я шагнул в квартиру, стараясь сосредоточиться на деле, но воздух внутри был пропитан её духами — сладкими, с цветочными нотками, смешанными с терпким кофейным ароматом. Гостиная встретила привычным уютом: старый диван с выцветшей обивкой, стол с потёртой скатертью, на котором лежала новая люстра в картонной коробке. Тётя Лариса указала на люстру, поправляя волосы, отчего халат чуть сполз, обнажив ещё больше загорелой кожи.

— Вот она, надо её повесить, старая совсем сгорела, — сказала она, обходя стол. — А ещё розетка в спальне искрит, каждый раз, как включаю фен, такое чувство, что сейчас пожар устроит. Разберёшься, Тоша?

— Конечно, тётя Лариса, — кивнул я, стараясь смотреть на люстру, а не на её ноги, которые халат почти не прикрывал. Ткань обтягивала бёдра так, что я невольно представил, как она скользит выше, и тут же одёрнул себя. — Сейчас всё сделаю, не переживайте.

Она улыбнулась шире, и в её глазах мелькнуло что-то — то ли игривое, то ли любопытное, будто она знала, о чём я думаю. Я схватил люстру и направился к стремянке, уже стоявшей под потолочным крюком в центре комнаты. Пока я возился с проводами, пытаясь не напутать с фазой и нулём, тётя Лариса подошла ближе, придерживая стремянку. Её близость сбивала с толку: запах духов, тепло её тела, лёгкое шуршание халата, который, казалось, вот-вот распахнётся. Я заметил, что лифчика на ней нет — груди, полные и упругие, слегка колыхались при каждом движении, а соски, тёмные и напряжённые, проступали сквозь тонкую ткань, словно дразня. Я сглотнул, чувствуя, как кровь приливает вниз, и мой член, уже полувставший, начал выпирать из штанов, натягивая ткань так, что хоть глаза закрывай. Скрыть его в этих спортивках было нереально — он был слишком большим, слишком заметным, и я знал, что это не ускользнёт от её взгляда.

— Осторожно, Тоша, не свались, — сказала она, заметив, как я качнулся на стремянке, пытаясь дотянуться до крюка. Её руки тут же легли на мои бёдра, тёплые и мягкие, сжимая чуть сильнее, чем нужно. — Не хватало ещё, чтобы ты тут шею свернул.

Её пальцы впились в мои бёдра, и я почувствовал, как её грудь прижалась к моему паху, прямо к тому месту, где член уже стоял колом. Она не могла этого не заметить — ткань спортивок не оставляла шансов на скромность. Вместо того чтобы отстраниться, она чуть сильнее прижалась, её дыхание стало глубже, а пальцы скользнули чуть выше, почти касаясь бугра. Я взглянул вниз: её глаза блестели, губы слегка приоткрылись, и она смотрела прямо на мой пах, будто изучая. Улыбка, едва заметная, тронула её губы, и я понял, что она не просто заметила — она наслаждается моментом.

— Тётя Лариса, я… — начал я, но голос дрогнул, выдавая всё, что творилось внутри.

— Ничего, милый, работай, — тихо сказала она, не убирая рук. — Я тебя подержу, чтобы не упал.

Её голос был спокойным, но в нём чувствовалась какая-то новая, тёплая нотка, от которой сердце заколотилось ещё быстрее. Я пытался сосредоточиться на проводах, но мысли путались, а её близость — жар её тела, мягкость груди, прижатой ко мне, — сводила с ума. Член пульсировал, натягивая штаны, и я знал, что она видит это, чувствует, и, кажется, ей это нравилось не меньше, чем мне.

Я закончил с люстрой, затянув последний провод и проверив, чтобы всё держалось крепко. Спрыгнув со стремянки, вытер пот со лба рукавом футболки — жара в комнате стояла такая, что рубашка уже липла к спине. Тётя Лариса отошла к столу, и я невольно проследил за ней взглядом. Халат, и без того короткий, задрался, когда она чуть наклонилась, чтобы поправить скатерть, и моим глазам открылся край её ягодиц — округлых, загорелых, без единого намёка на трусики. Кровь ударила в голову, сердце заколотилось, а член, который и без того уже был на взводе, запульсировал так, что спортивки натянулись, как палатка. Я стоял, как дурак, понимая, что притворяться равнодушным больше не выйдет — всё моё тело кричало о том, что я чувствую.

— Всё, Тоша? — спросила она, поворачиваясь ко мне с лёгкой улыбкой. Её взгляд скользнул вниз, прямо на бугор в моих штанах, и уголки губ дрогнули, будто она сдерживала смех или что-то ещё. — Молодец, племянник. Быстро управился. Давай я тебя отблагодарю за труды.

Она развернулась и вышла из комнаты, а я остался стоять, пытаясь собрать мысли в кучу. Вернулась она через минуту, неся поднос с двумя рюмками и пузатой бутылкой коньяка, который отливал янтарём в свете лампы. Наклоняясь, чтобы поставить поднос на стол, она дала мне полный обзор своей груди — тяжёлой, с тёмными сосками, которые напряглись и проступили сквозь тонкий шёлк халата. Я не знал, то ли воздух в комнате её так возбудил, то ли мой взгляд, который уже не мог оторваться. Член дёрнулся в штанах, и я поспешно сжал бёдра, надеясь, что она не заметит, хотя, чёрт возьми, это было невозможно не заметить.

— За успех, — сказала она, разливая коньяк по рюмкам. Жидкость плеснула в стекло, и она протянула мне одну, улыбнувшись чуть шире. — По маленькой, за твои золотые руки.

Я замялся, держа рюмку, и почувствовал, как щёки снова горят. — Тётя Лариса, я… вообще-то не пью. Мама не любит, когда я… ну, знаешь, она всегда говорит, что это до добра не доводит.

Она приподняла бровь, глядя на меня с той самой улыбкой, от которой внутри всё переворачивалось. — Ой, Тоша, не будь таким правильным. Мама твоя не будет против, если мы с тобой по чуть-чуть, за хорошее дело. Я же сестра ей, знаю, что говорю. Давай, не ломайся, — добавила она, и в голосе её мелькнула игривая нотка, будто она подначивала меня на что-то большее, чем просто глоток коньяка.

Я сглотнул, кивнул и поднёс рюмку к губам. Тёплая волна коньяка прокатилась по горлу, обжигая, но тут же расслабляя натянутые нервы. Я выдохнул, чувствуя, как жар разливается по груди, а взгляд мой, уже не стесняясь, скользил по её ногам, бёдрам, задерживался на вырезе халата, где груди чуть колыхались при каждом движении. Она заметила, но не отстранилась, наоборот, её улыбка стала ещё теплее, будто подбадривая.

— А теперь потанцуем? — предложила она, поворачиваясь к старенькому магнитофону на полке. Щёлкнула кнопка, и из колонок полилась медленная мелодия — что-то из старых кассет, мягкое, обволакивающее, с томными гитарными переборами. — Сто лет не танцевала с мужчиной, Тоша. Не откажешь тёте, правда?

Я поднялся, чувствуя, как кровь стучит в висках, а член, всё ещё твёрдый, мешает двигаться свободно. Она шагнула ко мне, и я осторожно положил руки на её талию, стараясь держать дистанцию, вспоминая школьную дискотеку, когда боялся наступить девчонке на ноги. Но тётя Лариса покачала головой, её глаза блестели.

— Не так, племянник, — сказала она тихо, придвигаясь вплотную. Её руки легли на мою шею, пальцы слегка коснулись затылка, а губы случайно — или не совсем случайно — задели мою щёку. — Смелее, Тоша, не бойся.

Мы начали медленно кружить по комнате, её тело было так близко, что я чувствовал тепло её кожи через тонкий халат. Запах духов, смешанный с лёгким ароматом пота, кружил голову. Осмелев, я опустил руку чуть ниже, к её бёдрам, ожидая, что она одёрнет. Но вместо этого она взяла мои ладони и решительно переместила их на свои ягодицы, мягкие и упругие. Раздался лёгкий шлепок, и её тело дрогнуло, будто от удовольствия.

— Не бойся, — шепнула она, глядя прямо в глаза. — Ты же этого хочешь, да?

— Д-да, тётя Лариса, — выдавил я, горло пересохло, а щёки пылали, как в младших классах, когда застукали за подглядыванием у девчачей раздевалки.

— Конкретнее, Тоша. Чего ты хочешь? — голос её был мягким, но в нём чувствовалась настойчивость, а глаза, тёмные и глубокие, будто заглядывали прямо в душу.

— Я хочу вас, — пробормотал я, чувствуя, как жар заливает всё тело. — Очень хочу, тётя Лариса. Схожу с ума по вам, честно.

Она улыбнулась — медленно, с какой-то хищной нежностью, от которой у меня ноги подкосились. — Глупенький, думаешь, я не вижу, да я как впервые увидела выпирающий член на твоих трусишках, так о тебе и думаю, Тоша. Поэтому, наконец и решилась позвать тебя по серьёзному делу. — Она наклонилась ближе, и её губы, мягкие и тёплые, коснулись моих в лёгком, но обещающем поцелуе. — Иди в душ, милый. А я пока всё подготовлю.

Я стоял, как пришибленный, пока она не подтолкнула меня к ванной. Ноги были ватными, а член пульсировал так, что я боялся, что спортивки вот-вот треснут. Я знал, что сейчас всё изменится, и от этой мысли внутри всё горело. На ватных ногах я побрёл в ванную.

После душа я обмотал бёдра полотенцем, и вернулся в гостиную, чувствуя, как сердце всё ещё колотится от того, что произошло до. В комнате всё изменилось, будто я попал в другой мир: старый диван был разложен, застелен свежим бельём с цветочным узором, на полу раскинулся пушистый ковёр, который я помнил ещё с детских посиделок у тёти. По углам горели свечи, их тёплый свет отражался на стенах, а воздух наполнился тонким ароматом ванили, смешанным с чем-то ещё — может, её духами, которые всё ещё кружили голову. Тётя Лариса сидела на стуле в прозрачном белом пеньюаре, который, кажется, был создан не для того, чтобы скрывать, а чтобы дразнить. Сквозь тонкую ткань просвечивал кружевной лифчик, обхватывающий её пышную грудь, подчёркивая каждый изгиб, и полупрозрачные трусики, которые больше намекали на её формы, чем прятали их. Она встала, медленно, плавно, её бёдра покачивались, как в замедленной съёмке, и я не мог отвести взгляд, чувствуя, как внизу живота снова разгорается жар.

— Нравится, Тоша? — спросила она, останавливаясь в шаге от меня и чуть повернувшись, чтобы я мог рассмотреть её со всех сторон. Голос её был мягким, но с той самой хрипотцой, от которой у меня мурашки бежали по спине. — Помоги мне раздеться, племянник.

Я шагнул ближе, ноги чуть дрожали. Руки легли на её шею, пальцы скользнули по тёплой коже, затем к плечам, цепляя тонкие бретельки пеньюара. Ткань с шорохом упала на пол, и я замер, как дурак, любуясь её телом. Пышная грудь, тонкая талия, округлые бёдра — всё это было как из тех картинок, что я тайком разглядывал в журналах Петьки, только во сто раз реальнее и ближе. Она взяла мои ладони, тёплые и чуть влажные, и направила их к застёжке лифчика, чуть сжав мои пальцы, будто подбадривая.

— Смелее, Тоша, — шепнула она, глядя прямо в глаза. — Делай, о чём мечтал, когда подглядывал за мной в окно.

Я сглотнул, чувствуя, как щёки горят — она знала, чёрт возьми, знала про те разы, когда я, пацаном, пялился на неё, пока она переодевалась в спальне, благо что тётя жила на первом этаже. Пальцы неуклюже расстегнули лифчик, и её груди, тяжёлые, упругие, освободились, слегка колыхнувшись. Соски, тёмные и уже твёрдые, торчали, будто приглашая прикоснуться. Я провёл пальцами по её коже, ощущая её тепло, мягкость, и она, в ответ, начала гладить мою грудь, спускаясь ниже, к животу. Её рука резко сдернула полотенце, и оно упало на пол, оставив меня голым. Мой член, уже твёрдый как камень, упёрся в её живот — длинный, 24 сантиметра, толстый, с крупной как слива, налитой головкой, которая пульсировала. Я знал, что он выделяется, ещё с тех времён, когда видя пацанов в раздевалке понял, насколько у нас разные размеры, а теперь он, во всей своей красе, длинной и толщиной с моё собственное предплечье, был прямо перед ней, готовый к действию.

— Боже, Тоша, — выдохнула она, её глаза расширились, когда она посмотрела вниз. — Я знала, что у тебя там серьёзно, но это… просто пушка. — Она провела пальцами по стволу, её ладонь едва могла нормально обхватить его толщину, и от её прикосновения я чуть не задохнулся. — Но ничего, я в этом деле кое-что понимаю. Сейчас я покажу тебе, что такое настоящий минет, племянник.

Она опустилась на колени, её тёмные волосы упали на плечи, а глаза блестели от возбуждения, будто она ждала этого момента не меньше меня. Пальцы нежно обхватили член, медленно сдвигая кожу, оголяя головку, которая уже лоснилась от напряжения. Она наклонилась и чмокнула её, прямо в уретру, отчего я невольно дёрнулся, а потом начала водить языком по всей длине — от тяжёлых яичек до самого кончика, дразня уздечку лёгкими, почти невесомыми касаниями. Я застонал, закрыв глаза, чувствуя, как её язык порхает, то облизывая, то слегка прикусывая. Губы сомкнулись вокруг головки, и я ощутил жар её рта, шершавость языка, который тёрся о чувствительную кожу, посылая волны удовольствия по всему телу. Она надавила на мои ягодицы, подталкивая меня ближе, и медленно ввела член глубже, в горло. Я смотрел, не веря своим глазам, как мой ствол, все 24 сантиметра, постепенно исчезает в её рту, пока яички не коснулись её подбородка, а её губы не сомкнулись у самого основания в невероятном растяжении. Затем она с влажным чмоканьем вытащила его, оставляя блестящий след слюны, и посмотрела на меня снизу вверх.

— Ну как, Тоша? — спросила она, её глаза искрились, а губы чуть дрожали от возбуждения.

— Ох… тётя Лариса… — только и выдавил я, голос сорвался.

Она улыбнулась, будто это был лучший комплимент, и продолжила, качая головой, заглатывая член то наполовину, то полностью, с медленным, мучительным наслаждением. Её губы и язык работали в унисон, то сжимая, то отпуская, то дразня уздечку быстрыми движениями. Иногда она останавливалась, чтобы лизнуть яички, тяжёлые и тугие, или провести языком по всей длине, словно смакуя каждый сантиметр. Я стонал, тело дрожало, а внизу живота нарастал жар, который я уже не мог контролировать. Член, казалось, стал ещё больше, головка пульсировала, готовая взорваться.

— Тётя Лариса, я… сейчас… — начал я, пытаясь предупредить, но голос дрожал, а она лишь сильнее сжала мои ягодицы, её пальцы впились в кожу.

— Кончи мне в рот, Тоша, — прошептала она, на мгновение вынимая член и смотря мне в глаза, её голос был хриплым, полным желания. — Хочу попробовать тебя.

Я не выдержал. Оргазм накрыл меня, как волна, и я излился в её горло, волна за волной, чувствуя, как она глотает, не отстраняясь, её губы сжимали головку, а рот высасывал сперму до последней капли. Когда она наконец поднялась, её губы блестели, щёки раскраснелись, а глаза горели каким-то диким, но тёплым огнём. Она провела языком по губам, будто смакуя, и улыбнулась, глядя на мой всё ещё твёрдый член, который, несмотря на оргазм, не спешил опадать.

— Ну что, племянник, — сказала тётя Лариса, чуть отдышавшись, её голос всё ещё дрожал от возбуждения, но в нём появилась мягкая уверенность. — Это только начало. Теперь моя очередь.

Она медленно опустилась на разложенный диван, обивка которого слегка скрипнула под её весом. Широко раздвинув ноги, она откинулась на подушки, и я замер, не в силах отвести взгляд. Её киска, гладко выбритая, блестела от влаги в тусклом свете свечей, половые губы были полными, слегка приоткрытыми, манящими, словно приглашая прикоснуться. Тонкий аромат её тела — чего-то природного, женского — ударил в нос, заставляя сердце колотиться ещё быстрее. Она посмотрела на меня, её глаза блестели, а губы изогнулись в лёгкой, почти хищной улыбке.

— Поцелуй меня там, Тоша, — сказала она, её голос был низким, почти шёпотом. — Не бойся, я всему научу.

Я опустился на колени перед диваном, чувствуя, как половицы чуть прогибаются под весом. Мой член, всё ещё твёрдый после её минета, дёрнулся в предвкушении, натягивая кожу до предела — длинный и толстый член пульсировал, а крупная головка, словно наливное яблочко, готова была взорваться от одного вида её тела. Я наклонился ближе, неуверенно, даже робко, коснувшись губами её гладких складок. Запах был незнакомым, но дико возбуждающим — терпкий, с лёгкой сладостью, настоящий запах женщины, от которого в голове всё поплыло. В тот момент осознание того, что это мой первый раз, да ещё и с родной тётей, окончательно достучалось до сознания. Но слов, чтобы выразить свои чувства словами просто не было. Да и ни к чему они были. Я просто приник ртом к её текущему влагалищу. Мои губы слегка задрожали, когда я коснулся нежной кожи, влажной и тёплой, и услышал, как она тихо выдохнула.

— Молодец, Тоша, — шепнула она, её рука легла на мой затылок, мягко направляя. — Не торопись. Сначала просто поцелуй, как будто целуешь мои губы. Легко, нежно.

Я последовал её совету, прижимаясь губами к её складкам, целуя медленно, словно пробуя на вкус. Кожа была мягкой, скользкой от её соков, и я чувствовал, как её бёдра слегка напряглись. Она выдохнула, и этот звук — тихий, почти стон — подстегнул меня. Я поцеловал снова, чуть смелее, позволяя рту скользить по её внешним губам, ощущая их полноту.

— Хорошо, — сказала она, её голос стал чуть хриплым. — Теперь высунь язык, Тоша. Раздвинь мои губки, попробуй, какая я там.

Я последовал указанию, осторожно раздвигая её половые губы языком. Вкус был солоноватым, с лёгкой кислинкой, тёплый и такой живой, что я невольно застонал, чувствуя, как мой член буквально рвётся в бой, упираясь в край дивана. Язык скользнул глубже, раскрывая её, и я ощутил, как её влага обволакивает меня, стекая по подбородку. Она застонала громче, спина выгнулась, а рука на моём затылке чуть сжалась, подталкивая ближе.

— Да, вот так, — выдохнула она. — Теперь найди клитор, Тоша. Он сверху, твёрдый бугорок. Поиграй с ним языком, но не дави сильно, он чувствительный.

Я двинулся выше, языком исследуя её кожу, пока не нащупал маленький, нежный бугорок, чуть выступающий между складок. Я коснулся его кончиком языка, слегка кружа, и тётя Лариса тут же дёрнулась, её бёдра задрожали, а из горла вырвался низкий стон. Это было как сигнал того, что нашёл нужное место. Я начал лизать медленными, осторожными кругами, стараясь не давить слишком сильно, как она просила. Её дыхание стало чаще, пальцы в моих волосах сжались, и она начала чуть подмахивать бёдрами, втираясь в мой рот.

— Ох, Тоша… умница, мальчик мой, — простонала она, её голос дрожал. — Теперь чуть быстрее, но мягко. И можешь пососать его, только нежно.

Я ускорил движения, язык кружил вокруг клитора, то касаясь его кончиком, то обводя по кругу. Потом я слегка сжал его губами, посасывая, как она учила, и её реакция была мгновенной — она выгнулась сильнее, стон перешёл в хриплый вскрик, а бёдра задрожали так, что я почувствовал, как её тело напряглось. Мой член, всё ещё твёрдый, тёрся о край дивана, и я невольно прижался к нему, чтобы хоть как-то снять напряжение. Тётина влага текла обильнее, покрывая мои губы, подбородок, и я, осмелев, начал лизать жаднее, пробуя её вкус, вдыхая её запах.

— Боже, да… — выдохнула она, её рука сильнее надавила на мой затылок. — Теперь ниже, Тоша, засовывай язык внутрь, как будто трахаешь меня им.

Я опустился ниже, раздвигая её губы языком, и проник внутрь её влагалища, тёплого, скользкого, полного её соков. Я двигал языком, имитируя толчки, как она просила, и её стоны стали громче, бёдра задвигались навстречу, словно она действительно трахалась с моим языком. Вкус её был сильнее здесь, насыщеннее, и я, к своему удивлению, понял, что мне это нравится — её реакция, её стоны, её дрожь… и этот вкус взрослой женщины. Я двигал языком быстрее, то проникая глубже, то возвращаясь к клитору, чередуя ласки, как она учила.

— Да, Тоша, вот так… чёрт, ты так быстро учишься, — простонала она, её голос сорвался. — Ещё немного клитор… и пальцы, добавь пальцы, но медленно.

Я вернулся к клитору, лаская его языком, а правой рукой осторожно ввёл один палец в её влагалище. Оно было горячим, тугим, обволакивающим, и она тут же сжала его, её бёдра дёрнулись. Я добавил второй палец, двигая их медленно, как она просила, загибая кончики, чтобы нащупать чувствительные места внутри. Она застонала громче, спина выгнулась дугой, а пальцы в моих волосах сжались так, что стало чуть больно.

— Боже, Тоша… да, вот туда… — выдохнула она, её голос дрожал от удовольствия. — Быстрее, но не вынимай… и клитор… не останавливайся…

Я ускорил движения пальцев, трахая её ими, пока язык кружил по клитору, то посасывая, то лаская быстрыми касаниями. Её стоны перешли в крики, тело начало дрожать, и я почувствовал, как её влагалище сжимается вокруг моих пальцев, а бёдра прижимаются к моему лицу. Мой член, четверть метра твёрдого, пульсирующего желания, тёрся о диван, и я еле сдерживался, чтобы не кончить прямо так, от одного её вида и звуков.

— Не могу больше, — вдруг выкрикнула она, её голос сорвался. — Войди в меня, Тоша, сейчас же!

Она схватила меня за плечи, подтягивая к себе, её глаза горели, щёки раскраснелись, а киска, мокрая и открытая, ждала меня. Я поднялся, чувствуя, как мой член, тяжёлый и готовый, пульсирует, а с головки капала густая смазка от одного взгляда на эту картину.

Продолжение следует…