Был тёплый майский день и Дима, как обычно, тащился домой после смены на круглосуточном складе. Часы показывали всего два часа дня, самый разгар рабочего дня для прочих обывателей, но не для него, его день уже скоро закончится в объятиях потёртого дивана. Солнце жарило, и узкие улицы старого района были почти пусты — только редкие прохожие мелькали вдали. Он шёл, засунув руки в карманы выцветших джинсов, и привычно косился в каждый закоулок между домами. Его родной городок считался спокойным, но Дима всегда держал ухо востро. Мало ли что.
Очередной проход между двумя панельками привлёк его внимание. Узкий, метра два шириной, он был залит солнцем, с одной стороны — облупившаяся кирпичная стена, с другой — бетон, почти без окон. Где-то в глубине проход сворачивал под прямым углом, и там виднелись граффити — цветастые закорючки, которые местные пацаны наслаивали один за другим долгими годами, если не десятилетиями. Дима уже собирался идти дальше, как вдруг врезался во что-то мягкое, будто в подушку, обтянутую тканью.
— Ой, блин, извини! — выпалил он, отступая и глядя вниз, чтобы не налететь ещё раз. Его взгляд упал на… жёлтые кроссовки с чёрными шнурками? Странный выбор, но не смертельно. Он поднял глаза, скользнув по её фигуре: пышная серая юбка, больше похожая на облако, и бесформенная толстовка, расстёгнутая наполовину, из-под которой выглядывал… жёлтый галстук? И между ним — глубокое декольте, едва прикрытое тканью. Груди были такими, что Дима невольно замер, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Чёрт, надо было смотреть в лицо.
— Извини, извини, — пробормотал он, наконец встретившись с её глазами. Его сердце заколотилось — зрительный контакт после такого фейла казался рискованным. Она смотрела на него, не мигая, и её глаза… один карий, другой — с зеленоватым оттенком, как будто лесной орех. Её волосы, светлые, почти неестественно жёлтые, спадали на плечи. Дима подавил желание спросить, не напутала ли она с линзами, и просто выдохнул, радуясь, что она не орёт на него за столкновение.
— Приветик! — сказала девчонка, её голос был высоким, как у подростка, с лёгкой игривостью. Она вскинула руку и помахала, как будто они стояли в метрах десяти друг от друга. Потом хихикнула. — Смешно, что мы столкнулись, правда?
— Ну… типа того? — ответил Дима, почесав затылок.
Она вдруг посерьёзнела, но в её глазах мелькнула искра. — Как будто так и должно было быть. Слушай, я слышала, парни любят, когда девчонки им… ну, руками там… Это правда?
Дима замер, пытаясь осмыслить её слова. Он огляделся, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Улица была пустой, только пара тёток с пакетами болтала у забора на другой стороне улицы. Он посмотрел на неё — она ждала ответа, её глаза блестели, как у кошки, поймавшей мышь.
— Э… ну, да? — выдавил он, чувствуя, как горят уши.
— Фух, а то я думала, что ошиблась! — она театрально вытерла лоб, будто смахивая пот, и широко улыбнулась. — Короче, хочешь?
— Хочу что… — начал Дима, но вдруг до него дошло. Она, наверное, из тех, кто работает на районе. — Слушай, без обид, но у меня бабок нет, да и, знаешь, это не моё…
— Бабки? — она моргнула, её лицо стало пустым, как у манекена. — Я не про деньги. Просто хочу… ну, подрочить тебе. — Она подмигнула и снова улыбнулась, но теперь в её улыбке было что-то хищное. — И когда ещё такая девчонка с такими сиськами тебе предложит?
Она положила руки под грудь, приподнимая её, и ткань толстовки натянулась, подчёркивая формы. Дима почувствовал, как жар растекается по телу. Он не мог поверить, что реально думает об этом. Это же бред, правда? Но её груди… они были такими… реальными.
— О! — вдруг воскликнула она, вскинув палец, как будто вспомнила что-то важное. — Я думала, это понятно, но мы пойдём вон туда, — она кивнула на закоулок. — И, кстати, парни любят целоваться, да?
Дима поймал себя на том, что уже делает шаг к проходу. Часть его мозга орала, что это плохая идея, но другая часть — та, что ниже пояса — шептала, что всё будет ок. Она не выглядела опасной. Просто… странной.
— Э… — промямлил он, но всё-таки выдавил: — Да, целоваться — это круто. Веди, короче.
— Если надо, то погнали! — она подмигнула, вскинула большой палец и развернулась к закоулку. Её движения были резкими, почти неестественными, но она пошла медленно, глядя прямо перед собой, как робот.
Дима поплёлся за ней, оглядываясь по сторонам. Проход был чистым — ни мусора, ни шприцев, только немного пыли по углам. Они миновали пару мусорных баков и свернули за угол. Здесь не было окон, солнце светило прямо сверху, и всё казалось каким-то… слишком тихим. Вдоль стен стояли деревянные ящики, метра полтора в высоту, создавая что-то вроде лабиринта. Она остановилась между двумя стопками полетов, где было чуть больше места — метра два в ширину.
— А теперь, — сказала она, её голос стал ниже, почти мурлыкающим, — прислонись к стене, и я покажу тебе кайф.
Дима, нервничая, прижался спиной к тёплому бетону. Она подошла ближе, загоняя его в угол, и её лицо изменилось — из пустого оно стало хищным, с лёгкой улыбкой, от которой по спине побежали мурашки. Он вдруг заметил, что с её толстовкой что-то не так. Молния… она выглядела как тканевая, как будто нарисованная, но блестящая, как настоящая.
Когда её грудь коснулась его футболки, она была такой же мягкой и упругой, как при столкновении. Она начала тереться о него, её тело двигалось вверх-вниз, и Дима задрожал от удовольствия и странного предчувствия. Его член уже натягивал джинсы, и он пытался понять, что за фигня с этой молнией, когда она вдруг поцеловала его.
Её губы были мягкими, почти нереально мягкими, и её язык скользнул в его рот, гладкий, влажный, странно податливый. Она прижала его к стене грудью, глядя прямо в глаза, и Дима почувствовал, как его тело тает от возбуждения. Мысли путались, но он не мог отвести взгляд от её глаз — карий и зелёный, с жёлтыми искрами в центре.
— Ты такой милый, — сказала она, не отрываясь от поцелуя. — Хочу забраться в тебя и поиграть… Парням это нравится, да?
— М-м, да, — промычал он, кивая, пока её язык продолжал исследовать его рот. Но вдруг он замер. Как она это сказала? Её губы не шевелились, а голос звучал прямо в ушах. Что за чёрт?
Её язык вдруг стал глубже, слишком глубоко, как будто он не должен был так далеко заходить. Дима почувствовал, как воздух вокруг темнеет, хотя солнце всё ещё светило. Её язык… он был как щупальце, скользкое, живое, и оно лезло дальше, в горло. Но он не задыхался. Это было неправильно, но его тело принимало это, как будто так и надо.
— Твоё сердце колотится, — прошептала она, и снова её голос звучал не изо рта, а откуда-то… изнутри? Дима почувствовал страх, но возбуждение было сильнее. Её глаза открылись, и жёлтые точки в них горели, как фонари в ночи. Он попытался что-то сказать, но только промычал:
— М-мф?
Её язык — или щупальце — двигался в его горле, и Дима понял: она не человек. Но его тело не сопротивлялось, оно хотело больше. Его руки дрожали, не зная, что делать, а страх смешивался с желанием, делая всё ещё более интенсивным.
— Твоё тело, — шептала она, её голос эхом отдавался в голове. — Так напрягается от возбуждения, правда?
Он хотел ответить, но изо рта вырвался только невнятный звук — то ли протест, то ли стон. Её глаза теперь были тёмно-серыми, с жёлтыми кольцами и искрами, танцующими, как звёзды. Он закрыл глаза, пытаясь справиться с этим, но образ её груди — мягкой, упругой, прижимающейся к нему — не отпускал. Это было единственное, что держало его в реальности.
Потом он почувствовал, как её рука скользнула в его джинсы. Но это была не рука — что-то тёплое, влажное, скользкое, обволакивающее его член. Он ахнул, его глаза распахнулись, и он увидел, что свет вокруг исчез. Стены растворялись в темноте, но они с ней были будто подсвечены невидимым прожектором. Её смех эхом раздавался отовсюду.
— Удовольствие… Давай, поддайся… Пусть твой разум растает… — шептала она, и её голос был как гипноз.
Его член пульсировал в её… чём-то. Оно обхватило его, как живая перчатка, тёплая, влажная, и каждый удар сердца отзывался в нём. Дима понял, что не дышит — но его лёгкие не горели. Как она это делала? Что она делала с его телом?
Он открыл глаза, и тут же пожалел — её глаза были повсюду, десятки жёлтых точек в темноте, глядящих на него, как звёзды в кошмарном небе. Он зажмурился, клянясь не открывать их больше. Часть его мозга кричала, что он умрёт, но другая часть… другая часть наслаждалась. Её грудь, мягкая, тёплая, всё ещё прижималась к нему, и это было единственным якорем в этом кошмаре.
Потом он почувствовал, как что-то — щупальца? — коснулось его шеи, обхватывая её, чувствуя его пульс. Его шея напряглась, мышцы кричали от ужаса, но её… рука, или что там было, продолжала двигаться по его члену, скользя, сжимая, посылая волны удовольствия. Щупальце в горле слегка двигалось, и его горло горело от странного, невозможного возбуждения. И вдруг — о, чёрт — ещё одно щупальце, тёплое, скользкое, мягкое, как расплавленный шёлк, коснулось его ягодиц. Оно медленно, почти ласково, провело по коже, обводя округлости, будто изучая его тело. Дима напрягся, инстинкт кричал сжать мышцы, но щупальце, словно чувствуя его сопротивление, стало ещё нежнее, обволакивая, как живая жидкость. Оно скользнуло между ягодицами, найдя его анус, и замерло, слегка надавливая, как будто дразня.
Его дыхание сбилось, сердце заколотилось так, что казалось, оно выскочит из груди. Щупальце начало проникать — медленно, с пугающей точностью, мягко раздвигая мышцы. Оно было тёплым, невероятно гладким, покрытым какой-то густой смазкой, которая делала каждое движение шелковистым, почти невесомым. Дима ахнул, его тело невольно выгнулось, когда щупальце вошло глубже, растягивая его изнутри, но без боли — только жар, давление и странное, запретное удовольствие, которое он не мог объяснить. Оно двигалось ритмично, то входя глубже, то отступая, каждое движение было как пульсация, синхронизированная с его сердцебиением. Щупальце извивалось внутри, мягко массируя стенки прямой кишки, касаясь таких точек, о существовании которых он даже не подозревал.
Каждый толчок посылал электрические разряды по всему телу. Дима чувствовал, как его простата реагирует, сжимаясь и пульсируя, усиливая возбуждение, которое и без того захлёстывало его. Щупальце двигалось с какой-то нечеловеческой грацией, то ускоряясь, то замедляясь, как будто знало, как довести его до грани. Оно скользило, извиваясь, словно живое существо, исследуя каждый сантиметр, и каждый поворот, каждое сжатие отзывалось в его теле взрывом ощущений — смесью жара, дрожи и невозможного кайфа. Его бёдра дрожали, мышцы попеременно напрягались и расслаблялись, и он поймал себя на том, что невольно подмахивает, подстраиваясь под ритм.
Это было слишком — слишком интенсивно, слишком чуждо, слишком… хорошо. Его разум кричал, что это неправильно, что он должен сопротивляться, но тело предавало его, жадно принимая каждое движение. Щупальце стало толще, заполняя его ещё сильнее, и теперь оно не просто двигалось, а пульсировало, как будто в такт с тем, что обволакивало его член. Дима застонал, звук заглушился щупальцем в горле, но вибрация от стона только усилила ощущения. Его анус сжимался вокруг щупальца, и каждое сокращение мышц отзывалось новым всплеском удовольствия, как будто его тело было инструментом, на котором играли эти тентакли.
Он чувствовал, как щупальце внутри начинает вращаться, мягко, но настойчиво, касаясь простаты с такой точностью, что его глаза закатились, несмотря на то, что он держал их закрытыми. Жар внизу живота стал невыносимым, его член пульсировал в её скользкой хватке, а задница… она была центром вселенной, каждая клетка там горела, посылая импульсы, которые смешивались с ужасом и экстазом. Щупальце ускорилось, его движения стали глубже, оно как будто знало, что он на грани, и хотело довести его до предела. Дима чувствовал, как его тело сдаётся, как разум растворяется в этом кошмарном наслаждении, и единственное, что держало его — это её грудь, всё ещё прижимающаяся к нему, мягкая, тёплая, невозможно реальная.
Он был слишком напуган и слишком возбуждён, чтобы думать. Открыв глаза, он увидел её лицо — или то, что от него осталось. Оно было красивым, но нечеловеческим, с глазами, полными жёлтых искр, и щупальцами, что вились вокруг, как волосы. Стена за спиной исчезла, он висел в воздухе, удерживаемый её силой, пока она играла с ним.
— Скоро кончишь? Кончи для меня… — прошептала она, и её голос был как приказ.
Он был близко. Ещё несколько движений её скользкой, тёплой хватки, и… он застонал, чувствуя, как жар заливает голову. Оргазм был на подходе, её губы — или то, что их заменяло — были такими мягкими.
И вот он кончил. Его член дёрнулся, изливаясь в её хватку, которая, казалось, впитывала всё, сжимая его, усиливая удовольствие. Его тело задрожало, мышцы напряглись и расслабились, волны оргазма захлёстывали разум. Его горло пылало, как будто тоже кончало, и он стонал в щупальце, не в силах остановиться. Оргазм не прекращался, она продолжала доить его, каждый спазм был таким же мощным, как предыдущий, и его разум тонул в тумане. Щупальце до последнего сокращения мышц, не покидало его задницу, но вскоре выскользнуло и оно.
Темнота поглощала его, или это её тело обволакивало его голову? Но её груди… они были такими мягкими…
Он очнулся на холодном бетоне, дрожа и потея. Его анус и яйца ныли, голова пульсировала, сердце колотилось, как после марафона. Солнце покинуло зенит, скрылось за стенами зданий, и закоулок теперь был в тени. Холодный асфальт был как спасение, и Дима решил полежать ещё немного. Кажется, он был в безопасности…
— Ты в порядке? — раздался её голос, и он понял, что она стоит рядом. Он боялся поднять глаза, но всё же посмотрел. Она снова выглядела как человек — или почти. Её юбка задралась, и он увидел ярко-зелёные трусики, скрывающие… что бы там ни было.
— У-у… — промычал он.
— Я слишком сильно тебя… укатала? Хочешь воды? Парни же любят воду после такого, да? — спросила она, и в её голосе была странная забота.
Дима понял, что жив, и это уже было чудом. Он кивнул, и она поставила перед ним бутылку воды — обычную, пластиковую. Он сел, прислонившись к кирпичной стене, и выпил. Вода была настоящей. Фух.
— Кстати, оно того стоило? — спросила она, наклонившись ближе. — Я не поняла, понравилось тебе или нет. Вы, парни, такие странные.
— Да, — вырвалось у Димы, и он тут же пожалел. Но, чёрт возьми, оргазм был таким, что он вырубился. И она его не съела, что, однозначно, уже плюс.
— Класс! — воскликнула она, вскинув руки, как будто выиграла приз. — Ура! Получилось!
Дима просто кивнул, решив не спорить.
— Мне тоже было весело, — добавила она. — Если захочешь, звони, повторим! Может, даже на свидание сходим?
— Подумаю, — буркнул он, решив отложить это на потом.
— Я уже закинула свой номер в твой телефон, так что пиши, когда захочешь. Ну, пока!
Она исчезла — без вспышки, без дыма, просто растворилась. Дима достал телефон и увидел в контактах набор мерцающих символов, похожих на иероглифы. Почему-то он знал, как их набрать. Он положил телефон на колени, закрыл глаза и выдохнул. И тут его осенило. Это что, у него теперь девушка… или тентакли?